оймать рыбу-хирурга не так уж легко: она норовит плавать глубоко и любит быстрые течения. Поэтому принадлежащая Сяману Рапонгану связка из 15 рыбин, пойманных гарпуном на глубине 15 метров может быть поводом для хвастливого рассказа, если бы люди тао (прежде известные за пределами своего острова как ями) любили хвастаться. Угощая своей рыбой, сначала прокопчённой, а потом поджаренной, гостей, сидящих во дворике его дома на Орхидеевом острове (Лань-юй), он объясняет, как он пользуется хворостом лонганового дерева с Фиджи для копчения рыбы. «Мы с женой обожаем эту рыбу, потому что её мякоть имеет приятную упругость. Но кожу её лучше не есть – она слишком толстая», – говорит он.
Глядя на этого 50-летнего аборигена, предлагающего гостям копчёную рыбу, вино и сигареты, кажется, что он всю жизнь прожил в своем домике на маленьком, уединённом острове, расположенном в 20 минутах лёта от юго-восточного побережья Тайваня, впитав в себя традиционную культуру обитателей острова – людей народности тао.
«У людей тао эта рыба является традиционной пищей мужчин, что не свойственно ханьской культуре», – объясняет Сяман Рапонган, понимая под «ханьцами» всех потомков китайских переселенцев – около 95% населения страны. «Мы всегда распределяем пойманную рыбу поровну между всеми жителями деревни. Этого тоже нет у ханьцев, – говорит г-н Ван, один из сидящих тут же гостей. Сяман Рапонган улыбается ему в ответ. «Для ханьцев моя жизнь – это что-то из области легенд, что-то за пределами воображения», – замечает он.
Глядя на человека, так погружённого в свою культуру, как Сяман Рапонган, трудно представить, что он ведёт другую жизнь – жизнь китаеязычного писателя и интеллектуала, что его жизнь раньше описала широкую дугу в сторону от культуры тао и что, наконец, его нынешняя уютная жизнь есть результат не многолетней привычки, а сознательного и настойчивого желания вернуться в лоно родного быта.
Восемнадцать лет назад Сяман Рапонган жил совсем другой жизнью и даже имел другое, китайское, имя Ши Ну-лай, которое ему дал местный служащий, ведавший регистрацией жителей. Свои школьные годы он провёл в Тайдуне, а потом в Тайбэе. Хотя он родился на Лань-юе, он плохо знал традиции своего народа – ныряние, охоту с гарпуном и строительство лодок – традиции, тесно связанные с морем. Подобно другим подросткам, покинувшим Лань-юй, он утратил навыки, которые должен был иметь каждый мужчина народности тао. «Мужчина тао, не умеющий ловить рыбу, – никчёмный человек, – говорит его юная племянница, повторяя мнение старейшин. – Для мужчины тао позор покупать рыбу за деньги». Такие максималистские взгляды, впрочем, не могут остановить отток молодёжи с Лань-юя и разрушительное воздействие современной культуры на традиционный быт.
Еинь – одном из шести селений на Лань-юе – сохранилось больше всего традиционных подземных домов с чёрными крышами, которые можно видеть в правой части снимка.
В Тайбэе он осуществил свою детскую мечту получить университетское образование. Но учёба вселила в него чувство внутренней опустошённости. «Моя мечта заставила меня провести три года на разных подготовительных курсах и десять лет на разных физических работах вроде перевозки пианино и ящиков с напитками, чтобы заработать себе на еду», – вспоминает он. Разбуженный набиравшим силу движением аборигенных народов, он всерьёз задумался над своей идентичностью и незавидной участью своего народа. Мало-помалу он стал понимать, что должен восстановить связь со своей материнской культурой, своими корнями. И вот, когда Сяману Рапонгану было 32 года, одно замечание отца вернуло его домой: «Там нет запаха океана, – сказал отец. – Так зачем оставаться там?»
Вернувшись в родной дом, Сяман Рапонган потребовал от местных властей отменить имя Ши Ну-лай и разрешить ему пользоваться традиционным именем тао – Сяман Рапонган, что означает «отец Рапонгана». Рапонган было имя его старшего сына. Вернув себе своё имя, он начал более трудную борьбу – за то, чтобы избавиться от стигмы ассимилированности ханьцами и обрести навыки, которые требуются от мужчины народности тао. «В глазах отца мужчина тао способен строить дома и лодки, ловить летучую рыбу, рассказывать предания, петь... он должен уметь всё», – пишет он. Но научиться всему этому и притом научиться хорошо оказалось поначалу нелегко.
Каким бы примитивным ни казался человеку со стороны традиционный способ ловли рыбы у тао, тут нужно многому учиться и притом учиться на практике. Благодаря своему упорству Сяман Рапонган со времени получил полное знание о фазах луны, приливах и зоне между приливами, управлении лодкой и ловле рыбы. Изловив в первый раз на большой глубине гигантского каранкса, он сидел один на скалистом берегу и кричал от радости. А его отец довольно улыбался, видя, как сын ведёт артель рыбаков к морю. «Когда соседи увидели, что у моего дома сушится всё больше черноротых рыб-единорогов, они сначала удивились, а потом кинулись поздравлять меня. Для моих односельчан я, наконец, избавился от стигмы китайского влияния».
Когда Сяман Рапонган был мальчиком, его отец частенько исчезал посреди ночи и возвращался домой с большой рыбой. Отец будил его и предлагал поесть сырой рыбы и рыбьи глаза с солью. Он испытывает гордость оттого, что смог отплатить своим родителям пойманной им рыбой до того, как они покинули этот мир.
Когда рыбаки возвращаются с уловом, вся семья собирается за столом, чтобы отведать рыбу, а также вспомнить семейные предания и забавные истории, связанные с морем. По таким случаям старшие поют песни, хваля или наставляя молодых. «Для меня это было как материнское молоко. Вот так я постепенно растворился в родной культуре», – пишет он.
«Если бы я не знал, что такое ловить летучую рыбу тёмной ночью или корифену под палящим солнцем, я бы не смог так полюбить океан. А без этого я не смог бы ценить свой остров и культуру своего народа», – пишет он. По мере того, как растёт его мастерство рыболова, он ловит всё меньше рыбы, потому что становится всё более разборчивым и охотится только за крупной рыбой. Его дядя сказал ему: «У океана есть своя память и своя жизнь. Ловля большой рыбы – это признак смирения. Дело в том, что океан может помнить тебя и отличить тебя по запаху». Антропологи истолковывают важность смирения среди тао как способ предотвратить чрезмерную эксплуатацию природных ресурсов. «Но, – утверждает Сяман Рапонган, – это нечто большее. На самом деле тао поклоняются всему окружающему их миру, это как бы форма анимизма».
Женщины тао исполняют «танец волос», приветствуя своих мужей, возвращающихся с рыбной ловли.
Вся культура тао вращается вокруг рыб и рыбной ловли. Изготовление лодок – часть этой культуры, и оно считается самым важным занятием, которое определяет социальный статус человека и даёт пропитание. Приняв приглашение своего в ту пору 74-летнего отца вместе построить лодку, Сяман Рапонган узнал ещё больше о своём народе, особенно о его анимистических верованиях. «Мой отец молил дерево “оставаться в добром здравии” и “упасть в правильное место”, как будто деревья были его близкими друзьями. К духам деревьев обращаются с молитвами о том, чтобы лодка лучше скользила по волнам». На первых порах он скептически относился к отцовским «предрассудкам». Но, набравшись опыта в мореплавании, сам перенял такое отношение к окружающим предметам. И его лодка, как и лодка отца, унесёт его в сердце культуры тао – в океан.
Общение со всем, что относится к культуре тао, – океаном, нырянием, рыбной ловлей, рубкой деревьев для изготовления лодок, церемониями, посвящёнными летучим рыбам, песнями – и составляет жизнь Сямана Рапонгана. «Я следую древнему порядку работы и производства не ради экономических выгод». Он хочет унаследовать культуру предков. И превыше всего он хочет передать все тонкости этой культуры внешнему миру. Ведущий простую жизнь рыбак народности тао является также почитаемым многими писателем, пишущим по-китайски. Он владеет пером и компьютером так же искусно, как гарпуном для рыбной ловли. Всего лишь за день до приёма гостей в своем рыбачьем доме он выступал с лекцией в одном из университетов в Тайнане, на юге Тайваня.
«Моя цель – рассказать о жизни народа тао на Лань-юе. Я хочу поведать миру об их труде, который не измеряется деньгами», – пишет он в своей книге «Очарованный немилостивым морем». Другие опубликованные им книги озаглавлены «Легенды бухты Бадай», «Память волн» и «Лица моряков». В этих книгах нарисована яркая картина быта людей тао и его связи с морем. Рассказывается в них и о многих необычайных приключениях, пережитых автором в море. Для островного государства на Тайване издается на удивление мало книг о море. Сяман Рапонган почти уникален в этом отношении.
Восстановление своей связи с родным этносом и освоение традиционных навыков были не единственными проблемами, которые стояли перед ним. Заставить себя вернуться на Лань-юй было нелегко. По данным местной администрации, лишь один из ста юношей тао, покинувших остров, возвращается домой. Не считая обслуживания туристов, на Лань-юе нет никакой работы. Если же на остров возвращаются свои интеллектуалы, то всегда в качестве учителей, государственных служащих или партийных функционеров – представителей китаизированного Тайваня, почти отрезанных от традиционного уклада жизни. У Сямана Рапонгана нет желания идти по этому пути, но избежать его было невозможно без борьбы. «Я не хочу жить такой жизнью», – говорит он. Часто его подталкивали заняться зарабатыванием денег. Жена часто жаловалась на безденежье, потому что, когда дети подросли, нужно было платить за их учёбу. «Ты думаешь, они будут гордиться отцом, у которого нет ни гроша?» – спрашивала она. «Моя жена называла меня современным тао без современного занятия», – вспоминает Сяман Рапонган. Так что ему пришлось писать не только из чувства своей уникальной культурной миссии, но и ради денег.
Садясь писать, Сяман Рапонган должен пользоваться китайским языком, потому что у тао нет письменности. «Речь старейшин тао насыщена метафорами, которые очень влияют на мой стиль. Например, когда говорят: “солнце старика закатилось”, означает, что он очень стар или умирает; звёзды – это “глаза неба”; “ветер смотрит свысока на людей” относится к бездельникам, которые просто сидят на крыльце дома, – говорит он. – Таких фраз нет в китайском языке, потому что эти две культуры имеют совершенно разные представления о мире».
Социальный статус мужчин тао в большой мере определяется их умением изготовлять традиционные деревянные лодки.
В 1997 году «Очарованный немилостивым морем» получила премию, присуждаемую десяти лучшим книгам года газетой «Ляньхэ бао». В 1999 году книга «Чёрные крылья» была удостоена литературной премии имени У Чжо-лю и вошла в список десяти лучших книг года, публикуемый газетой «Чжунъян жибао». Сяман Рапонган считает, что его задача как писателя состоит не в том, чтобы рассказывать забавные истории о народности тао, а в том, чтобы представить альтернативный взгляд на мир. Культура этого маленького, живущего посреди безбрежного океана народа, с её анимизмом и культом смирения делает акцент на почитании природы и уважении к ней, что разительно отличается от западных историй о «завоевании» океана. Для того чтобы углубить свои знания, он получил магистерскую степень в области антропологии и обучается в докторантуре по специальности «тайваньская литература».
В 2005 году для Сямана Рапонгана исполнилась ещё одна мечта детства. Японская компания предложила ему участвовать вместе с другими представителями аустронезийских народов в месячном плавании на деревянном парусном судне из Индонезии по древнему маршруту аустронезийской миграции. Это плавание прибавило ему и знаний о мореходах из народности тао, и уважения к ним. «Уроки моего отца пригодились мне на все сто процентов», – говорит он. Но его целью были не плавание само по себе, и не деньги, предложенные компанией. Ему было важно получить новый жизненный опыт.
Пока продолжается ужин в доме Сямана Рапонгана, сгущаются сумерки. Люди тао, присутствующие на нём, знают, что все традиционные навыки, освоенные хозяином дома, не нужны молодым людям тао для жизни в современном мире. Они сомневаются в том, что многие пойдут по стопам Сямана Рапонгана. «Нам на Лань-юе нужно побольше дураков, чтобы распространять нашу культуру», – говорит г-н Ван. «И правда, сердцевина великой культуры всегда создается дураками», – откликается Сяман Рапонган, который любит называть себя «трагическом героем погони за диким гусем».
Пройдя множество поворотов в своей жизни, Сяман Рапонган теперь имеет ещё одну мечту. «Я буду писать эссе». Вскоре начнутся съёмки фильма о его жизни. Но какие бы мечты ни лелеял он в своём сердце, Лань-юй и его люди всегда будут тем окном, через которое он будет заглядывать в глубины жизни. «На Лань-юе я спокоен, – говорит он. – Как будто плывёшь на лодке в тихую ночь. Лёгкий ветер несёт лодку. Над водной гладью слышишь только, как волны плещутся о её бока. В такое время разверзаются глубины человеческой души».