В заявлении Совета национального объединения Китайской Республики, опубликованном в прошлом году в связи со встречей между президентом США Б. Клинтоном и председателем КНР Цзян Цзэ-минем, к удивлению многих содержалась ссылка не на Конфуция, а на Лао-цзы. Это была цитата из 61-го изречения «Дао-дэ цзина», где говорится, что большие государства должны уважать маленькие государства и наоборот. Долг больших государств, согласно Лао-цзы, состоит в том, чтобы обеспечивать мир государствам маленьким и слабым. Если бы Лао-цзы жил сегодня, он, возможно, был бы лучшим посредником в переговорах между Тайванем и континентальным Китаем.
Вот одно из подтверждений актуальности учения Лао-цзы в современном мире: по мнению Чэнь Гу-ина, есть все основания считать Лао-цзы провозвестником демократии. Со своей стороны проф. Ван Бан-сюн обращает внимание на фразу в «Дао-дэ цзине», гласящую, что «мудрый не имеет своего мнения, но принимает мнение народа». Видя вокруг себя много самонадеянных, а на деле очень ограниченных политиков, Лао-цзы призывал власть имущих не мешать простым людям жить так, как они хотят. Он сравнивал управление государством с приготовлением рыбы к обеду: правитель, желающий контролировать все, что происходит в государстве, подобен повару, который постоянно вертит рыбу на сковородке и в конце концов портит блюдо. В книге Лао-цзы найдется и много других изречений, которые читаются прямо как цитаты из современных газет. Видя нынешнюю коррупцию во властных структурах, Лао-цзы мог бы сказать: «Путь справедливости гладок и прям. Почему же наши правители все ищут обходные тропинки? По вине правительства поля остаются невозделанными, а казенные амбары пусты. Однако же наш правитель живет в роскоши и думает только о том, чтобы накопить побольше сокровищ. На самом деле он — предводитель шайки разбойников, восседающий на троне».
Протестовал Лао-цзы и против жестоких законов, которые способны только озлобить народ. Правитель, который всегда готов казнить своих подданных, подобен неопытному плотнику — рано или поздно он попадет топором по собственному пальцу.
Согласно Чэнь Гу-ину, Лао-цзы стал проповедовать свое учение для того, чтобы «смягчить общественные конфликты, которые порождаются эксплуатацией простого народа ради обогащения немногих». Если это так, то он отнесся бы весьма критически и к мужскому шовинизму, не так ли?
Профессор Чэнь часто шутит, что на международных конгрессах различных женских движений в зале следовало бы вешать портрет Лао-цзы. Но еще на рубеже нашего столетия известный китайский мыслитель Янь Фу в особенности почитал Лао-цзы за то, что тот призывал «понимать мужчин и поддерживать женщин».
Феминистки, которые говорят о «полном равенстве полов», больше не составляют авангарда феминистского движения. Их давно затмили те, кто доказывают превосходство женщин над агрессивными, не умеющими достичь мира и согласия мужчинами. Но этих радикальных феминисток еще две тысячи лет тому назад опередил Лао-цзы. Не кто иной, как Лао-цзы заметил, что в жизни именно мужчины проигрывают женщинам, которые наделены большим терпением и выносливостью и умеют «следовать течению событий». И недаром Лао-цзы уподоблял Дао «матери всех вещей». В отличие от других философов, занятых разработкой планов «спасения мира», Лао-цзы ратовал за возвращение к «младенческой непосредственности» сознания. Как замечает профессор Чэнь, «женственность» и «детскость» представляют у Лао-цзы два важнейших и неотделимых друг от друга качества духовного совершенства человека.
Неизвестно, согласятся ли нынешние феминистки повесить в зале своих заседаний портрет Лао-цзы. Зато можно не сомневаться в том, что, доведись Лао-цзы придти на один из ежегодных Дней Земли, участники этого форума охотно предоставили бы ему слово. Дело в том, что многие активисты экологического движения именно в даосской философии усматривают наилучшее теоретическое обоснование для своих взглядов.
По мнению доктора почвоведения Хуан Жуй-сюна, ключевое понятие учения Лао-цзы — это вода, и мудрость в даосизме подобна регулированию вод в природе. «Если бы Лао-цзы жил сегодня, он был бы, несомненно, активнейшим защитником окружающей среды, — говорит доктор Хуан. — Он призвал бы к сохранению озонового слоя, ибо он был противником чрезмерного потребления. Другим видным защитником природы был даос Чжуан-цзы. Если бы Чжуан-цзы жил в наши дни, он, наверное, занялся бы организацией экологического туризма».
На самом деле и конфуцианство, и даосизм высоко ценили простую жизнь, где человек и мир составляют одно целое. В силу исторических условий они не выдвинули учений, дающих прямой ответ на проблемы современной экологии. Однако их идеал «следовать Небу в земных делах» подразумевал жизнь в гармонии с природой и заботу об окружающей среде. В конце концов, этим принципам должны следовать все люди. Вот почему «возвращение к себе», проповедуемое даосами, неразрывно связано с бережным отношением к природным богатствам.
Многие идеи Лао-цзы удивительно созвучны современным исканиям. Если бы Лао-цзы жил сегодня, он, наверное, говорил бы об «открытии себя» — выражение, которое в наши дни постоянно на устах молодых тайваньцев. Профессор Фу У-гуан утверждает, что смысл философии Лао-цзы можно выразить одним словом: освобождение. Цель даосских философов, говорит он, состояла в том, чтобы избавиться от всех оков, налагаемых властью и обществом на человека, двигаясь от политического освобождения к освобождению духовному.
Лао-цзы выделялся своей необыкновенной внешностью и большими ушами. Что же это был за человек? Великий историк древнего Китая Сыма Цянь назвал его «ученым-отшельником». Хотя китайцы всегда чтили отшельников наравне с величайшими государственными деятелями, Чэнь Гу-ин утверждает, что Лао-цзы вовсе не был отшельником. В действительности Лао-цзы служил при дворе и занимал там примерно такое же положение, какое в сегодняшнем Тайване занимает директор Государственного исторического музея или директор Национальной библиотеки. По преданию, на старости лет Лао-цзы навсегда покинул столицу и однажды, проезжая через заставу Ханьгугуань, по просьбе начальника заставы написал свою знаменитую «книгу в пять тысяч слов». С тех пор он жил отшельником, хотя надо помнить, что к тому времени он уже был глубоким стариком.
Лао-цзы описал себя в следующих словах: «У меня есть три больших достоинства. Первое: я имею сочувствие к другим. Второе: я веду простую жизнь. Третье: я избегаю славы». Хотя Лао-цзы иногда изображают «диссидентом», этот человек всегда старался понимать других людей и не щеголял своим умом. «Не старайся выделяться среди тех, кто окружает тебя», — гласит одна из его заповедей. И, естественно, как подчеркивает профессор Чэнь, он не хотел, чтобы его читатели гордились тем, что знакомы с его учением, и считали себя умнее тех, кто книг не читает.
Как бы отнесся сам Лао-цзы к тому, что его книгу перевели на 80 с лишним языков, а «Нью-Йорк Таймс» назвала его величайшим писателем всех времен?
«Дао-дэ цзин» начинается с предостережения о том, что слова не могут выразить суть Дао. Хотя Лао-цзы оставил нам «книгу в пять тысяч слов», заслужившую множество похвал во всем мире, он не устает повторять, что язык и знание — это преграды на пути к истинному пониманию. Можно себе представить, что сказал бы Лао-цзы, если бы узнал, что его считают литературным гением, а профессора на все лады толкуют его лаконичные, загадочные изречения! Что бы, в самом деле, сказал он, если бы узнал, что его называют феминистом, защитником демократии и поборником экологического движения? Возможно, подобно старику-даосу в одном недавнем фильме, он пробурчал бы себе под нос: «К чему эта болтовня про Дао? Сплошная бессмыслица!»