Согласно традиции, встреча Весны длится две недели и заканчивается 15-го числа 1-го лунного месяца праздником фонарей (юаньсяо-цзе). Некоторые ученые считают, что первые фонари появились в Китае еще четыре тысячи лет тому назад, во времена династии Ся: ими предки современных китайцев пользовались, чтобы освещать себе путь в темноте. Что касается обычая отмечать праздник фонарей, то он появился в эпоху династии Восточная Хань (25–220 гг. н.э.). Один из первых императоров этой династии, правивший в I столетии н.э., приняв буддизм, повелел в течение всей ночи первого полнолуния жечь фонари – чтобы тем самым воспроизвести «негасимый свет буддийской веры». Новая традиция прижилась и постепенно приобрела широкую популярность в народе.
Нынешний юаньсяо-цзе пришелся на 7 февраля. В Цзяи день выдался каким-то странным: при хмуром, низком небе вдруг резко, до духоты, потеплело, и на горизонте четко обозначились горы – впервые за четыре месяца.
Пейзаж за окном автобуса, который вез нас в Тайбэй, был сумрачным и угрюмым, как в пору русской глубокой осени. Я давно была наслышана о пробках на дорогах Тайваня, теперь же впервые пришлось испытать на себе это малоприятное времяпрепровождение, когда в течение сорока минут автобус двигался исключительно рывками и больше стоял, чем ехал.
Тайбэй встретил дождем, который иногда идет здесь целый месяц без перерыва. В метро столпотворение: и стар и мал спешат в район Мемориала Чан Кай-ши на фестиваль фонарей. Около девяти часов вечера, когда и мы туда добрались, дождь перестал. Те же, кто успел на центральное событие юаньсяо-цзе – зажжение главного фонаря, наблюдали церемонию из-под зонтов.
На площади посреди Мемориала и вокруг него – выставка фонарей. Свое путешествие по этому морю людей, огней и звуков начинаем с осмотра фонариков, сделанных школьниками. Фантазии ребят, как и их искусным рукам, нельзя не подивиться – такое разнообразие форм, размеров и расцветки. Цветы, животные, птицы, сказочные феи, – всё это действующее, то есть горящее, а некоторые изделия еще и двигаются. Есть фонари, изготовленные детьми вместе с родителями, о чем рассказывают фотографии на стендах, расположенных неподалеку. Об одном из фонарей наша с Синь-сянем спутница сообщила интересный факт: девушка, затрудняющаяся в выборе жениха среди множества кандидатов, бросала такой фонарь с балкона – кто поймал, тот и с невестой.
В старину русское образованное общество развлекалось устройством «живых картин», когда сюжет какого-либо живописного полотна воспроизводился группой людей. Вспомнила я об этом потому, что нечто подобное, правда с некоторыми существенными отличиями, встретилось нам на фестивале фонарей. «Живые картины» – так можно назвать объемные механические картины, созданные по мотивам китайской мифологии, истории и литературы. Герой одной из них, какой-то император, даже «летал по небу». В целом же эти сооружения, снабженные множеством спецэффектов, производили ослепляющее и оглушающее действие.
Традиционно на фестивале были представлены фонари, изготовленные различными коммерческими компаниями. Некоторые конструкции уже с трудом оправдывали свое название, напоминая скорее рекламно-выставочные площадки. Но и среди них встретились оригинальные изделия. Мне больше всего понравился дракон, чье туловище состояло из кругов, на которых были написаны названия всех тайваньских городов. Наибольшее же внимание публики привлекли разноцветные фонари-лотосы, плавающие в воде.
Была на празднике и так называемая «Традиционная народная улица», украшенная простыми красно-желтыми фонариками и тесно заставленная торговыми павильонами. О том, что там продавалось, можно было догадаться только по вывескам, так как ничего, кроме народа, на народной улице мы не увидели. (Впрочем, тайбэйская «улица» и видом и товаром походила на ту, которую соорудили у нас в Цзяи в рождественские дни.)
Всюду предлагали фонарики (простенькие, но дорогие): бумажных драконов, пластмассовых Китти, традиционные бумажные со свечой внутри. Родители покупали их, не скупясь, и ребятишки шествовали с фонариками в руках. Необходимо заметить, что фонари в Китае издавна ассоциировались с учебой. В средневековье праздник юаньсяо-цзе знаменовал собой начало учебного года. В этот день дети приносили с собой в школу маленькие фонари, которые зажигал учитель, освещая тем самым их путь к знанию. Светящийся фонарик указывал на прекрасное будущее ученика.
На площадь внутри мемориала, где был установлен главный фонарь фестиваля – гигантская стилизованная змея – мы пришли как раз вовремя: змея «оживала» в последний раз. Не берусь описывать это чудо техники, скажу только, что сказочное животное несколько раз меняло свою окраску, переливаясь всеми цветами радуги, извивалось, сверкало глазами и под конец исчезло в дымном облаке. В целом, зрелище было довольно впечатляющее; народ щелкал фотоаппаратами и расходился явно неохотно после того, как змея затихла и мемориал погрузился в темноту. (Освещение выключили в 11 часов вечера.)
Автор «Цзинь, Пин, Мэй», скрывшийся под псевдонимом Ланьлинский насмешник, придумал такой художественный прием: нередко, словно не в силах описать увиденное, он прибегает к поэтической стилизации, театрализации тех или иных эпизодов, используя при этом уже готовые, известные ему описания. Почему бы и мне не последовать его примеру?
Вы только взгляните:
«Юань-чунь вышла из паланкина и увидела перед собой речку, которая текла, извиваясь наподобие дракона. По обоим берегам ее тянулись каменные перила, украшенные хрустальными фонариками, серебристый свет которых падал на воду, вызывая впечатление, будто это не вода, а волнистые снежные сугробы. Ветви ив и абрикосовых деревьев почти касались воды. Они были еще без листвы, но обильно украшены разноцветными искусственными цветами из шелка и бумаги и увешаны множеством фонариков. На пруду тоже горели фонари в виде лотосов, лилий, цапель и диких уток, сделанные из перьев и ракушек. Сияние внизу соперничало с сиянием, лившимся сверху, вода и небо сверкали и искрились – это были поистине – хрустальный мир, жемчужное царство!»
Это описание позаимствовано из романа «Сон в красном тереме»1.
От себя же добавлю, что фонарики, сделанные руками школьников, для меня выше всех технических изысков. Незатейливый фонарик, оставшийся таким же, как и четыре тысячи лет назад, вернее согреет душу, чем лазерное диво. («Та простота, что всех нужнее людям, но сложное – понятней им», – как проницательно заметил однажды Борис Пастернак.)
В темноте белели стены мемориала, подсвеченные рядами красных фонарей; снова начал накрапывать дождь, подул сырой ветер. Усталые, мы брели по «аллее счастья»: наверху раскачивались фонарики в форме ананасов, к которым были привязаны деревянные таблички с различными пожеланиями себе, своей стране и соотечественникам.
Увидев такое обилие красочных фонарей, я невольно вспомнила нашу прошлогоднюю встречу с У Дунь-хоу – знаменитым мастером, специалистом по изготовлению традиционных фонарей. Вот какие записи о ней сохранились в моем дневнике.
12 ноября. Сегодня государственный праздник – день рождения Сунь Ят-сена. В дословном переводе – «памятный день отца государства». Едем в старый город Луган на западе Тайваня, к мастеру фонариков У Дунь-хоу. О нем я когда-то прочитала в «Свободном Китае».
Можно сказать, что наша с Синь-сянем история началась с китайского фонарика. (Верхняя часть иероглифа Гун 龔– фамилии мужа – записывается тем же знаком, что и нижняя часть второго иероглифа в слове «фонарик» – 籠 лун.) 17 ноября 1996 года он приехал в Москву, а я примерно в это же время (3 декабря), возвращаясь из библиотеки, пошла на китайскую выставку, открытую в Красных палатах, возле метро «Кропоткинская». Там я купила два фонарика: красный подарила на Новый год самой близкой подруге (она потом поедет преподавать русский язык в Шанхай), а голубой (мой любимый цвет) оставила себе.
Нам повезло: от Цзяи до Лугана добрались за 1 час 15 минут (пробки на дорогах в выходные дни – обычное явление). Сначала едем к другу Синь-сяня Ин-вэню. В 1991 году он служил в роте мужа на острове Цзиньмэнь. Сейчас Ин-вэнь продает чай, у его жены – магазин женской одежды.
Надо сказать, что визит к друзьям у китайцев – дело фатальное. Самое меньшее, что вас ждет – это ресторан и куча подарков на обратный путь. Судя по прочитанным мной классическим китайским романам, это – традиция, идущая из глубины веков.
Не заметить лавку мастера У невозможно: яркие красные и желтые фонарики, украшающие вход, видно издалека. Там уже предупреждены о визите русской, встречают радушно. Сын У Дунь-хоу, унаследовавший дело отца, показывает, рассказывает. Синь-сянь переводит. На его счастье, сегодня я задаю не так много вопросов, как обычно, потому что уже многое знаю из статьи в «Свободном Китае». Сейчас 75-летний мастер, всю свою жизнь посвятивший изготовлению фонариков, по-прежнему не оставляет любимого ремесла. На его рабочем столе баночки с красками и лаком, кисти, каркасы будущих фонариков.
Обхожу лавку (довольно тесную), рассматриваю фонари и фонарики, которые всюду: стоят на полу, лежат на полках, висят под потолком. Огромные, в пол человеческого роста, расписанные богами и драконами; средние, размером с воздушный шарик; маленькие, чуть больше ладони. На них – флористический узор: бамбук, веточки мэйхуа (китайской сливы), пионы. Есть и традиционные фонарики – красные, с иероглифами «добро», «счастье», «удача», «долголетие», с фамильным иероглифом У.
Современные веяния проникли и в лавку старого мастера: вижу несколько изделий с героями диснеевских мультфильмов.
Мне показывают фотографию А. И. Солженицына (он приезжал на Тайвань в октябре 1982 г.), разглядывающего один из фонарей у входа в лавку. Достаю журнал, из которого узнала о чудесном мастере фонариков в Лугане: У Дунь-хоу листает его с радостным удивлением. Обмениваемся подарками: мне дарят фонарик в форме абажура, на котором деревенский домик, облака и радуга, а я – «Свободный Китай». Фотографируемся вчетвером: я с Синь-сянем и оба мастера – отец и сын.
Неожиданно приходят на экскурсию школьники, которые разглядывают не столько фонарики, сколько меня (фонарики для них – дело привычное, а я – «экзотика»).
К сожалению, у нас мало времени, пора возвращаться. На прощание фотографируемся около лавки, под фонариками; кажется, что они тихонько звенят, раскачиваемые ветром.
Китайский фонарик! Ты пронес свой свет через века – это свет человеческой души. Кто-то однажды взял тебя в дорогу, чтобы предстоящий путь не казался таким одиноким.
Династии рушились одна за другой, и сама Поднебесная развеялась, как дым. «Еще цел дворец, но изменились там лица»2 . А фонарик по-прежнему светит людям. «Если нет огня, то ничто не осветит дорогу», – строчка из стихотворения «Верь себе», прочитанного мной на той выставке, где я впервые увидела настоящий китайский фонарик. Его не гаснущий на ветру огонь – это свет Памяти, Любви и Надежды.
И по сей день фонарики скрашивают быт тайваньцев. Они встречают у входа в бесчисленные магазины и магазинчики, висят под потолком столовых и ресторанов, не забыли и уличных лотошников. Фонарики – обязательная принадлежность тайваньских храмов. Глаза радуются, когда среди однообразного дорожного пейзажа вдруг мелькнет улочка, украшенная фонарями.
На прощание Ин-вэнь вручает нам коробку первосортного высокогорного чая и два пакета с подарками. В одном – фирменное луганское печенье двух сортов, изготовляющееся вручную, в другом… А вот второе кондитерское изделие так просто не опишешь. Название – всего три иероглифа. Перебрав несколько вариантов перевода, останавливаюсь на следующем: «Ананасовое печенье “Глаза феникса”». К сожалению, слово «печенье» даже отдаленно не напоминает о содержимом коробки. Но это и не конфеты. Исследую ингредиенты продукта: мука и сахар высшего сорта, ананасовый сок, ароматное масло… Когда это «печенье» кладешь в рот, он наполняется рассыпчатой массой с привкусом ананаса, арахиса, кофе. Легче всего объясняются «глаза феникса» – печенье в форме продолговатых долек. (Девушка с глазами феникса – традиционный образ для описания китайской красавицы.) Но и здесь не обошлось без игры слов: первый иероглиф фэн – общая составная слов «феникс» и «ананас». Подобные кондитерские изделия производятся в Лугане без малого сто лет, с 1907 года, завод – частный, указано имя владельца. Печенье настолько свежее, что чувствуется тепло коробки, лежащей у меня на коленях. Обратная дорога занимает несколько больше времени: на шоссе пробки.
*Продолжение. Предыдущие фрагменты дневниковых записей автора см. в №2–5, 2000 г., №1, 2001 г.
1 Цао Сюэ-цинь. Сон в Красном тереме. Пер. с кит. В. Панасюка. – М., 1997. Т. 1, с.246.
2 Строчка из стихотворения «Красавица в печали», сочиненного Ли Юем, одним из поверженных императоров эпохи Пяти династий (937–978):
«Где весенние цветы и осенняя луна? Всё ушло без следа. Что мы знаем о прошлом? Над дворцовыми башнями вчера ночью снова пронесся восточный ветер. Не повернуть головы назад. Лунный свет.
Еще цел дворец, но изменились там лица. Спросите же: “Государь, сколько можно лить слезы?”
Кажется, весною все реки текут на восток». (Перевод мой. – Н. Б.)