Taiwan Today

Г-н Цзян Цзин-го, сын Чан Кай-ши, Прези­дент Китайской Республики в 1978-1988 годах, в молодости прожил двенадцать лет в СССР под именем Николая Елизарова. О его жизни среди советских людей опубликовано немало материа­лов, однако интерес в России к личности Цзян Цзин-го не угас. Это объясняеся прежде всего тем, что в наше время люди в России и на Тай­ване начинают по-новому смотреть друг на друга, отбрасывая идеологические предубежде­ния. Важно и то, что с именем Цзян Цзин-го связано успешное проведение на Тайване глубоких экономических реформ при сохранении социальной стабильности. Жизнь Цзян Цзин-го в Советском Союзе – событие из другой исторической эпохи. Однако и сегодня в России есть люди – к сожалению, их уже немного – которые работали вместе с Цзян Цзин-го, дружили с ним. Как они воспринимали его? Каким он сохранился в их памяти? В этом кратком очерке я хочу попытаться собрать воеди­но то, что рассказывали мне знавшие его люди, о чем довелось прочесть в архивных документах, а также и те свидетельства, которые содержатся в материалах местной прессы, обычно ускользаю­щих от внимания широкого круга читателей. Напомню, что Цзян Цзин-го В 1925 г. приехал в СССР на учебу в университет им. Сунь Ят-сена, а после событий 12 апреля 1927 г. и обострения отношений между СССР и Китаем дорога домой для него закрылась. С 1932 г. Елизаров работал в Свердловске на Уральском заводе тяжелого машиностроения сначала заместителем начальни­ка цеха, а затем заместителем и исполняющим обязанности редактора заводской газеты. Именно к этому периоду относится большинство воспоми­маний о нем. Николай не стремился привлечь к себе внима­ние окружающих своей необычной биографией, однако многие понаслышке знали кое-что о его истории. Пересказываемая вполголоса, она постепенно обрастала живописными подробнос­тями, превращаясь в легенду. Говорили, напри­мер, что Цзян Цзин-го выбрал себе именно такую русскую фамилию потому, что жил какое-то время в семье А.И.Елизаровой, сестры В.И. Ленина. Самый интересный эпизод рассказал мне бывший товарищ Николая по редакции А.П.Панфилов –­ этот сюжет ходил по редакционным кабинетам: однажды к Елизарову приехали посыльные от Чан Кай-ши. Зашли к нему в кабинет. О чем разговаривали, Николай никому не рассказывал, но шила в мешке не утаишь, люди все равно узнали: Николая всячески уговаривали вернуться, но он отказался наотрез, даже дал визитерам письмен­ное подтверждение, что ехать никуда не собира­ется. (Упоминание об этой сцене мы находим в дневниках Цзян Цзин-го, изданных много лет спустя на Тайване: он пишет, что разговор про­слушивали сотрудники органов безопасности). Словом, личность Елизарова была окружена неким ореолом таинственности. Однако этот ореол заслоняли другие черты, с точки зрения окружающих гораздо более ценные. Елизаров любил и умел работать. С детства приученный к систематическому труду, он самоот­ верженно работал в любых обстоятельствах – и его труд получал признание. На Уралмашзаводе, где он оказался в двусмысленном положении не чужого, но и не вполне своего, он был премиро­ван именными часами как" проделавший боль­шую работу по развертыванию трудового сорев­ нования в самом крупном цехе завода". А за организацию первой штурмовой бригады, создан­ной для ликвидации прорыва на заводе, имя Елизарова было занесено в Красную книгу удар­ников труда. На собраниях товарищи в один голос хвалили Николая – их высказывания сохранились в прото­колах. "Благодаря инициативе Елизарова наша газета сейчас не опаздывает, стала работать лучше", – говорил один. Другой добавлял:"У наших рабочих хорошее мнение о Елизарове". Честно относясь к делу, Елизаров, по словам третьего, "решительно боролся с рвачами и прогульщика­ми". Четвертый отмечал, что заместитель началь­ника цеха Елизаров не считает зазорным "своими руками подметать пол, убирать инструменты". В редакции заводской газеты Елизаров, полу­чив отличное образование и прекрасно владея русским языком ( говорил с еле заметным акцентом ), великолепно справлялся со сложными журналистскими обязанностями. Об этом говорил мне А.П. Панфилов. Другой коллега Елизарова М.Банников вспоминал не так давно в газете "Ве­черний Свердловск": "Коля показывал себя гра­мотным, искусным руководителем, способным, например, диктовать "с колес" целые статьи. Бывало, редакционное утро начиналось с того, что он заглядывал ко мне, спрашивая о готовя­щемся номере. И если оставалась на полосе "дыра", то успокаивал:"Ничего, я ее сам забью". Елизаров не жалел времени на общественную работу. Он входил в многочисленные комиссии, принимал участие то в устройстве конференции изобретателей, то в налаживании работы киноте­атра: чтобы в зрительном зале были постоянные места для ударников, а малооплачиваемым рабо­чим продавали билеты по сниженным ценам. То занимался организацией индивидуальных огоро­дов, то массовой сдачей физкультурных норм на значок ГТО. Рассказывают, что он взялся даже за написание истории своего завода и к моменту отъезда в Китай успел многое написать и даже подготовить к печати. К сожалению, эти его материалы найти не удалось. В свободное время Николай охотно ездил с товарищами за город отдыхать, участвовал в вечеринках, где, по воспоминаниям, развеселив­шись, исполнял кавказские танцы с ножом в зубах и пел русские песни. Трудолюбивый, умный, энергичный, общитель­ный – таким помнят Елизарова те, кто был с ним знаком. Вдобавок он был образованным человеком, и уже одно это вызывало уважение к нему среди массы малограмотных людей, съехавшихся на строительство гиганта молодой советской индустрии и затем трудившихся в его цехах. Мария Семеновна Аникеева, в прошлом учет­ чица на Уралмаше, рассказывала автору этих строк о Елизарове: "Какие доклады он делал! Он очень умный был, очень эрудированный! Бывало, если вечером его доклад о международном поло­жении, соседка – ко мне:" Мария, забери моих ребятишек, я нынче иду слушать Елизарова". Старушки прибегали его послушать ... А в обраще­нии был очень простой, приветливый, все время улыбался. К нему все хорошо относились. Быва­ло, в цехе кто его увидит – "О, Елизаров идет!.." Он был грамотным человеком. Держался с досто­инством. Мы его очень уважали". По всему видно, что Елизаров хорошо вписал­ся в чужую, казалось бы, среду, прекрасно ладил с людьми. Он обзавелся семьей – его жена, токарь по профессии, была, по воспоминаниям," девоч­кой очень скромной, умной, все к ней хорошо относились". Налаженная жизнь оборвалась в 1937 г., в период массовых репрессий: близкие товарищи Елизарова оказались в числе "врагов народа", а сам он был снят с редакторского поста и попал под подозрение как "японский шпион". Его спас­ли крупные международно-политические перемены: начавшееся сближение СССР и Китая накану­ не японской агрессии. Решение о том, чтобы позволить Елизарову вернуться на родину, было принято на самом высоком уровне. Это подтверж­дается рассказом генерала А.С. Благовещенско­го, который в составе группы советских летчиков участвовал в антияпонской войне и не один раз встречался в Китае с Цзян Цзин-го. Благовещенс­кий пересказал мне воспоминания, которыми с ним поделился Цзян Цзин-го: "Меня вызвал к себе Сталин и сказал: в Китае идет война, Чан Кай-ши обратился к нам за помощью, мы даем ему самолеты, военную технику. Напиши отцу письмо – примет ли он тебя с семьей? Я, конечно, написал, и скоро получил ответ". А вот рассказ М.С. Аникеевой автору данной статьи. "В начале 1937 г. Николай поехал в Моск­ву – он и раньше туда много ездил, привозил нам, бывало, гостинцы. На этот раз вернулся и говорит: "Давайте прощаться". И уехал в Москву со всей семьей. Провожало его много народу, устроили чай, танцевали фокстрот. А потом при­шла телеграмма из Москвы, и мы по этой теле­грамме Николая с его женой встретили на вокза­ле, повидались последний раз, когда они ехали в Китай". ... Люди, которые много десятилетий назад работали и жили бок о бок с Цзян Цзинго, И сегодня хранят о нем самые теплые воспоминания.